30 мая исполняется 123 года поистине страшному событию, которому дано название Ходынская катастрофа. Исторический урбанист, научный сотрудник Музея Москвы Павел Гнилорыбов – о том, что же в действительности произошло (и почему) в тот день.
До недавних пор Ходынское поле оставалось своеобразным «законсервированным» районом, который со всех сторон был окружен кольцом плотной застройки. Сейчас на участки в районе ринулись девелоперы всех мастей, и от былой пустоты скоро не останется и следа. Ходынское поле видело участников военных праздников, было свидетелем ужасной давки во время коронации Николая II, что и отразилось в массовой культуре. Слово «Ходынка» стало нарицательным для любого столпотворения. «Устроили здесь Ходынку!» – кричали недовольные в московских очередях 1980-х годов.
В годы правления последнего императора Россию сложно было назвать государством со спокойной внутренней жизнью. Отнюдь не только дома в стиле модерн, фотографии Прокудина-Горского и многократный рост производства являлись отображением эпохи Николая II. Из-за множества социальных и политических противоречий обыденностью стали террор, убийства министров и губернаторов, народные волнения. Николаю II часто приписывают Первую русскую революцию, 9 января, Ленские расстрелы. Произнося это, спикеры лукавят: Николай II уже не поспевал за собственной империей, которая стала сплетением сложнейших процессов, где он часто не выступал «хозяином земли Русской».
Так и в конце XIX века Москву потрясли события, связанные с Ходынской катастрофой. Стоит отметить, что для города, который не был столицей, это стало серьезнейшим испытанием. Весь девятнадцатый век, за исключением, пожалуй, пожара 1812 года и эпидемий холеры, Москва прожила довольно мирно – строились заводики, храмы, росло благосостояние горожан, совершенствовалось самоуправление, росло число учебных заведений и больниц. И тут – молнией – цифра о количестве жертв. Масла в огонь подливали извечные слухи и бойкие газеты.
Как все начиналось? 18 мая (по старому стилю) 1896 года вся Москва переместилась на Ходынское поле, ждали народных гуляний и раздачи царских подарков, скудных, но для простого обывателя весьма памятных. Недалеко от Петровского парка построили ларьки для раздачи императорских гостинцев, меда и пива. Уже с вечера поле наполнилось толпой народа. Шли с Пресни, Тверской, Бутырок, заполняя все окрестные улицы в желании получить эмалированную кружку с золоченым вензелем.
Празднично разодетые рабочие и мещане жгли костры, весело болтали, смеялись, пели песни, гадали, какие дополнительные «бонусы» достанутся простым москвичам: «Отчего же?.. Бывает же людям счастье. Может, и точно попадется выигрышный билет. (Среди народа был слух, что кроме подарков будут раздавать еще и выигрышные билеты.) Уж что там десять тысяч. Хушь бы пятьсот рублей. То-то бы наделал делов: старикам бы послал, жену бы с места снял. А то какая жизнь врозь. Часы бы настоящие купил. Шубу бы себе и ей сделал. А то бьешься, бьешься – и все из нужды не выбьешься».
Гуляния планировали объявить открытыми в 10 утра, но среди толпы прошел слух, что подарков на всех не хватит и буфетчики будут раздавать кружки и сайки преимущественно своим знакомым. Люди хлынули сплошным потоком, началась давка, унесшая жизни более чем тысячи человек. Часовых и казаков, охранявших балаганы и буфеты, быстро оттеснили.
Ходынское поле было изрыто ямами и рвами, сложный рельеф только увеличил количество жертв – людей топтали, самые наглые шли по головам в надежде поживиться гостинцами. Слышались крики: «Дают! Дают!» Давка, по свидетельству Гиляровского, продолжалась не больше десяти минут. Около шести утра все было кончено. Открылось огромное поле, напоминавшее сцену древнерусской брани. Место трагедии спешно очистили от трупов и крови, а гуляния даже не отменили. «Более 500 раненых отвезли в больницы и приемные покои… Стоны и причитания родственников, разыскавших своих, не поддавались описанию… По русскому обычаю народ бросал на грудь умерших деньги на погребение… А тем временем все подъезжали военные и пожарные фуры и отвозили десятками трупы в город. Приемные покои и больницы переполнились ранеными. Часовни при полицейских домах и больницах и сараи – трупами. Весь день шла уборка… Кроме этого, трупы находили и на поле, довольно далеко от места катастрофы. Это раненые, успевшие сгоряча уйти, падали и умирали. Всю ночь на воскресенье возили тела отовсюду на Ваганьковское кладбище».
Великий князь Константин Константинович отметит: «Еще больнее, что нет единодушия во взглядах на это несчастие: казалось бы, генерал-губернатор должен явиться главным ответчиком и, пораженный скорбью, не утаивать или замалчивать происшествие, а представить его во всем ужасе… Я слышал мнение, что не следует отменять празднеств ради катастрофы на Ходынском поле, ввиду того, что Коронация слишком большое торжество и должно быть празднуемо… Число погибших все растет, теперь говорят, что их более 2000». Несмотря на искренние переживания, молодой император в тот же день отправился на бал к французскому посланнику Монтебелло. «Сегодня произошел большой грех», – запишет он в дневнике. Придворные предполагали, что Николай II, «…исполняя тяжелую обязанность монарха, хочет скрыть от иностранцев наше внутреннее русское горе».
Огромное стечение народа помножилось на нерасторопные действия полиции и городских заправил. Престиж власти стремительно падал. Полицмейстера Власовского после печальной трагедии отправили в отставку, правда, назначив ему 15 тысяч рублей ежегодного пенсиона. 1800 полицейских не смогли спасти толпу от начала давки. Интересно, что события на Ходынке послужили толчком к попыткам создания системы скорой помощи. Александра Федоровна высказывала подобные мысли в конце 1896 года. Владимир Маковский, переживая сложный год, навсегда изменивший отношение русского народа к царю, написал картину «Ходынка». Ее даже пытались выставить в Москве. Предварительное разрешение было получено, но потом любое упоминание о полотне тщательно вымарывали из каталогов со словами: «Картине еще не время, она является солью, посыпанной на свежую рану».
Гнилорыбов Павел
Источник: